Dr. Михаил Минаков. Пандемия и политические режимы будущего

Будущее человеческих сообществ непредсказуемо. Однако, отдельные черты политических режимов в тридцатилетней перспективе вполне можно спрогнозировать в виде определенных сценариев.[1] В этом докладе я попробую указать на набор политических альтернатив, к которым политические сообщества подталкивает нынешняя пандемия. В зависимости от сделанного выбора, существовавшие до пандемии нации продолжат свой путь к политическим пертурбациям середины двадцать первого века.

Общие черты будущего можно видеть сейчас в силу того, что социально-экономические и политические последствия пандемии заставляют властные элиты, контрэлиты и многочисленные социальные группы пересмотреть свои привычные условия существования и принуждают к активному творчеству новых форм существования. Политическое устройство мира в тридцатилетней перспективе связано с тем выбором, который делают политические акторы сегодня, в условиях биополитического, политико-режимного и экономического кризиса.

1. ДОЛГИЕ ТЕНДЕНЦИИ

Современные политические сообщества существуют в отношениях, установившихся после распада колониальных систем и в связи с политической и экономической глобализацией во второй половине ХХ века. В начале 2020 года политика в глобальном и национальном измерениях в значительной мере определялась набором долгих тенденций, которые в значительной мере влияли как на внешнеполитический статус сообществ[2], так и на внутриполитические процессы[3]. Среди этих тенденций – проблемный экономический рост и связанное с нею неравенство, снижение эффективности старых властных институтов, упадок устойчивых демократий и сдвиг глобального центра в сторону востока, и, наконец, значительная разница в демографической ситуации Запада и остального мира.

• Проблемный экономический рост. Многие исследователи указывают на взаимосвязь роста или упадка демократических режимов и экономического роста.[4] Особенно эта взаимосвязь была видна во время «третьей волны» демократизации.[5] Однако, начиная с мирового финансового кризиса 2008-9 гг., экономики мира демонстрировали очень скромный рост: от 3 до 5% в среднем по миру, во многом за счет 7-9% роста ВВП Китая. Однако, с 2018 глобальный рост реального ВВП стал замедляться до 2%. Под влиянием пандемии и антиэпидемических мероприятий этот рост прервется, достигнув показателей ниже -5%.[6] И хотя рост восстановится уже в следующий год, удар по доходам и благосостоянию домохозяйств будет нанесён немалый. Усилится социально-экономическое неравенство и политические противоречия как в «развитых», так и развивающихся странах. Эксперты Всемирного банка указывают, что проблемы с экономическим ростом приведут к тому, что глобальная бедность вырастет в 2020 и на время прервет тенденцию ее уменьшения.[7]
• Снижение эффективности существующих политических режимов и систем. Данные об эффективности политических режимов в период 1900 – 2016 показывают, что эффективные демократии и автократии приходят в упадок.[8] По всей видимости, прежние институты, обеспечивавшие эффективность этих режимов и систем, потеряли свою жизнеспособность. Вместо этого растет число дефективных демократий, где идет поиск институтов и учреждений, которые обеспечат свободу, контроль, справедливость и развитие уже в новом столетии. Пандемия и экономические проблемы будут вынуждать политические сообщества к политической креативности, которая должна будет сделать четкий выбор в пользу большей или меньшей свободы.
• Беззападность и упадок устойчивых демократий. Выбор, который происходит в наши дни под принуждением целого набора кризисов, не всегда будет происходить в пользу свободных политических режимов. Это связано с тем, что упадок эффективных демократий создает идеологическую и институциональную инерцию разочарования в политической свободе во всех обществах.[9] Эти процессы уже привели к ситуации «беззападности», когда роль западных стран теряет функции глобального центра.[10] В этих условиях происходит сдвиг роли центра глобального влияния с Запада на Восток.
• Разрыв в демографических процессах Запада и остального мира. Многие политические сообщества, установившие в ХХ веке эффективные демократии, социально-ориентированные государства и развитые экономики, в ХХI веке имеют серьезные демографические проблемы: их население «стареет», уровень рождаемости снижается и их социально-экономические успехи привлекают большое количество мигрантов из других стран. По расчётам экспертной группы ООН (UN DESA), население стран нынешнего глобального центра (Северная Америка и Европа) не будет расти, тогда как населения стран Азии и Африки будет значительно увеличиваться в следующие двадцать лет.[11] Демографическое давление на страны Запада будет расти, что будет усиливать тенденцию к «беззападности» и политическим беспорядкам.

Итак, эти четыре тенденции будут влиять на то, как выбор современных политических сообществ предопределит из будущее.

2. ВЫБОР И БИОПОЛИТИЧЕСКАЯ ТРИЛЕММА

Выбор, обусловленный длинными тенденциями и кризисами этого года, опирается на опыт политического развития последнего столетия. Социально-экономические и политические последствия пандемии COVID-19 не сложно предсказать, используя обычный социальный опыт. Эпидемии ведут к экономическим неурядицам и бедности, к обострению социального неравенства и восстаниям, а также к невозможности править так, как до бедности и восстаний.

Решения относительно переустройства политических систем будут обусловлены биополитической трилеммой. Трилемма – это выбор между тремя альтернативами. В этом докладе, следуя геоэкономической «трилемме Родрика»,[12] я использую модель трилеммы как выбора, в котором можно непротиворечиво учесть набор интересов лишь двух акторов из трех.

Что касается биополитики, то в этом докладе я использую это понятие, следуя философской концепции Мишеля Фуко.[13] Биополитика – это политическая практика, направленная на обеспечение, поддержку и умножение жизни подданный. Специфика биополитики связана с тем, что государство, практикующая ее, относится к гражданам не как носителям прав и свобод, а как биологическим особям популяции Homo sapiens на подконтрольной территории. И в силу этого, суверенность гражданина отрицается, а суверенность правительства абсолютизируется.

Итак, биополитическая трилемма ставит каждое политическое сообщество перед базовым выбором между интересами и возможностями государства, гражданина и коллектива.

В этом контексте интересы государства состоят в достижении суверенности, т.е. безусловного доминирования над правами и свободами гражданина и рассматривающего сообщество как биологическую популяцию, о которой нужно заботиться. В ситуации пандемии, гражданин как политический институт намерен отстаивать свою жизнь, свои политические права и свои приватные экономические интересы. Чрезвычайщина нарушает возможности для соблюдения всех трех наборов интереса гражданина, суживая этот интерес до простого биологического выживания. Пандемия обостряет страх за свою жизнь не только у отдельных граждан, но и у всего политического сообщества. Страх за членов семьи, рода, местной общины и общества в целом сводит понимание себя политическим сообществом как биологической популяции. В этом случае, выживание в краткосрочной перспективе становится главным интересом, отодвигающем в сторону права индивида и даже национальную солидарность.

3. ВЫВОДЫ. ПОСЛЕДСТВИЯ ВЫБОРА

Если модель биополитической трилеммы верна, то последствиями политического выбора будут идеи и практики противоправного суверенизма, демократической депопуляции и децентрализированной анархии. Каждый из акторов, в идеале, хотел бы полной реализации своих интересов. Однако в реальности реализовать свои интересы в одиночку невозможно. Нужен партнер, а значит приходится поступиться частью своих интересов и идти на компромисс. И вот тут-то и возникает политический выбор, который предопределит будущее политического сообщества.

Противоправный суверенизм. Компромисс государства и популяции вполне обеспечит государству суверенное доминирование, отменяющее «неотъемлемые» естественные и гражданские права, а популяции – выживание в условиях упорядоченного карантина, элементы которого (например, ограничение возможности для передвижения, особые права силовиков или четкая вертикаль власти без сдержек и противовесов) так и не будут полностью отменены после окончания чрезвычайного положения. Политический режим, который возникает вследствие такого компромисса, будет опираться на институты и организации, поддерживающие суверенизм.

Демократическая депопуляция. Несмотря на тенденцию к упадку демократических политических систем в последние годы, многие из базовых либерально-демократических институтов сильны и жизнесопосбны. И после пандемии эти институты вполне могут действовать в пользу компромисса между интересами государства и гражданина. Компромисс государства и гражданина, скорее всего, оставит в силе и неолиберальную логику развития здравоохранения как платной услуги и эгоистический индивидуализм. В этом случае, для населения свободных стран реальным будет продолжение депопуляции и добавится некоторое ускорение этого процесса.

Децентрализированная анархия. Приведенные выше данные показывают, что большинство национальных правительств слабы, а государства выполняют лишь часть своих исключительных функций. Остальные функции выполняются неформальными властными структурами (кланами, патрональными сетями, мафиозно-политическими структурами) и местными сообществами. Пандемия и антиэпидемические мероприятия показали, что эффективность работы национальных правительств зачастую низкая. В этом случае, компромисс между популяцией и гражданином приводит к выбору в пользу самостоятельных решений проблем, связанных с пандемией и карантином. Децентрализированная анархия открывает пространство для политического творчества больших и малых сообществ. Палитра возможных политических проектов, растущих из этого выбора, варьирует от сецессионистских или ирредентистских восстаний до социалистических, демократических, экологических или анархистских политических движений. Этот выбор открывает дорогу для политической креативности не только субнациональных акторов, но и для транснациональных структур.

Итак, пандемия и пробужденная ею биополитическое принуждение к политическому выбору и творчеству политических сообществ во многом может определить политические черты мира середины ХХІ века. Принимая во внимание существовавшие до 2020 года тенденции, влияющие на политические системы и режимы, и биополитическую трилемму, новые возможности возникают у национальных государств. Искушение суверенизмом открывает путь новым автократиям и сокращает пространство свобод самовыражения. Инерция политических институтов может оказаться сильнее принуждения к выбору, что подорвет демографические основания для стабильности и развития свободных политических сообществ. Наконец, неэффективность многих нынешних национальных государств откроет пространство для разнообразных политических проектов, многие из которых могут воплотить справедливые, солидарные и свободные формы политического сосуществования людей.

Михаил Минаков,
Институт Кеннана,
Международный научный центр им. В. Вильсона

[1] Метод сценарного прогнозирования используется с середины ХХ века и был проверен временем. Методы, примененные в данном докладе, основаны на разработке следующих прогнозистов: De Jouvenel, H. (2000). A brief methodological guide to scenario building. Technological Forecasting and Social Change, 65(1), 37-48; Lee, S., Cho, C., Hong, E. K., & Yoon, B. (2016). Forecasting mobile broadband traffic: Application of scenario analysis and Delphi method. Expert Systems with Applications, 44, 126-137.

[2] Minakov, M. (2019). On the extreme periphery. The status of post-Soviet non-recognized states in the world-system, Ideology and Politics Journal 2(13), 39–72.

[3] Brunkert, L., Kruse, S., Welzel, C. (2018). A tale of culture-bound regime evolution: the centennial democratic trend and its recent reversal, Democratization, DOI: 10.1080/13510347.2018.1542430.

[4] См.: Milner, H. V., & Mukherjee, B. (2009). Democratization and economic globalization. Annual Review of Political Science, 12, 163-181.

[5] Huntington, S. P. (1991). Democracy’s third wave. Journal of democracy, 2(2), 12-34; Lührmann, A., & Lindberg, S. I. (2019). A third wave of autocratization is here: what is new about it?. Democratization, 26(7), 1095-1113.

[6] Real GDP Growth in 1980 – 2021, International Monetray Fund Data Mapper, May 5, 2020, https://www.imf.org/external/datamapper/NGDP_RPCH@WEO/OEMDC/ADVEC/WEOWORLD.

[7] Mahler, D.G. et al., The impact of COVID-19 (Coronavirus) on global poverty: Why Sub-Saharan Africa might be the region hardest hit, World BankBlogs, April 20, 2020, https://blogs.worldbank.org/opendata/impact-covid-19-coronavirus-global-poverty-why-sub-saharan-africa-might-be-region-hardest.

[8] Brunkert et al., op. cit. p. 7.

[9] Ibid., p. 8.

[10] Munich Security Report 2020, Munich Security Forum, February 2020, https://securityconference.org/en/publications/munich-security-report-2020/.

[11] World Population Prospects: The 2015 Revision, UN DESA, May 2015, https://population.un.org/wpp/Publications/Files/WPP2015_DataBooklet.pdf.

[12] Rodrik, D. (2011). The globalization paradox: democracy and the future of the world economy. Boston: WW Norton & Company.

[13] Peters, M. A. (2007). Foucault, biopolitics and the birth of neoliberalism. Critical Studies in Education, 48(2), 165-178.