PALE 2020: ПСИХОЛОГИЯ УЩЕРБНОСТИ. АЛЕКСАНДР САГАЙДАК. Твоя Судьба
В рамках международной конференции PALE-2020, которая состоялась с 17 по 20 мая 2020г. в он-лайн формате, была проведена дискуссионная панель на тему “Психология ущербности”. Публикуем для наших читателей доклады участников конференции.
В обсуждении приняли участие ведущие эксперты:
Prof. Максим Лепский
Dr. Люсьен Оулахбиб
Dr. Стивен Бест
Ph.D. Виталий Лунёв
Ph.D. Александр Сагайдак
Представляем нашим читателям доклад руководителя Ассоциации глубинной психологии “Теурунг”, PhD Александра Николаевича Сагайдака в рамках поставленных вопросов на обсуждение:
1. Ущербность, как новая категория мировой психологической науки.
Говоря о категории ущербности, конечно же, в первую очередь, возникает аналогия с индивидуальной психологией Альфреда Адлера о комплексе неполноценности. Но, по моим представлениям, мы имеем дело как раз с классическим витком диалектической спирали, поскольку комплекс неполноценности это был сформированный Адлером ответ на вызов, который предъявляла личности тогдашняя эпоха. В наше время мы сталкиваемся уже с более масштабной задачей. Почему необходимо введение категории ущербности? Потому что есть вызов, который брошен уже не личности, а в целом обществу.
Вряд ли приходится сомневаться, что одной из самых серьезных психологических проблем общества потребления, в котором мы живем, является инфантилизм. Простите мне такую катахрезу, но мы можем сказать, что инфантильный регресс прогрессирует. А одним из обязательных атрибутов инфантилизма, как мы знаем, является нарциссизм. Что является лучшим лекарством от нарциссизма, по крайней мере, на начальном этапе? Разумеется, ощущение своего несовершенства. И если эта инфантильная нарциссичность, фактически, стала стилем жизни, особенно благодаря интернету, который позволяет создавать иллюзорную реальность, то возвращение уже не отдельного человека, а целого общества к реалистичному восприятию себя возможно, в обязательном порядке, через эту категорию и через это состояние своего несовершенства. А если называть вещи своими именами — именно через категорию ущербности. Точно так же мы знаем, что в обществе потребления инфантилизм в обязательном порядке связан с конформизмом. Быть таким, как все, быть растворенным в массе — это признак, если не превосходства, то, по крайней мере, состоятельности. Соответственно, отделить себя от массы, а не редко это означает противопоставить себя ей, автоматически на первом этапе предполагает ощущение ущербности.
В рамках нашего подхода — метода глубинных трансформаций — мы уделяем ключевое внимание понятию аутентичность. Так вот, как показывает практика, в условиях такого конформистского инфантильного общества потребления войти в состояние своей аутентичности, зачастую, означает ощутить свое изгойство. В сущности, это тоже самое экзистенциальное одиночество, о котором говорят экзистенциалисты. Но если говорить о психологическом измерении этого состояния, то вошедший в состояние аутентичности человек, в первую очередь, ощущает ущербность своей воли. Именно осознание, проживание ущербности своей воли, является для человека начальной возможностью для своего аутентичного становления и дальнейшего целостного пути самореализации, который Юнг называл индивидуацией.
2. Пандемия, как тест или проект.
Я хотел бы в своем выступлении подхватить мысль, которую высказал профессор Максим Лепсикй. Это его замечательный пассаж о том, что множество людей совершало некие ритуальные действия, как некие «заклинания пандемии», по-другому не скажешь. Как будто бы пандемия — это некое божество, которому нужно выразить поклонение и тем самым задобрить. На самом деле, это действительно так, на психологическом уровне. Потому что мы прекрасно знаем о существовании архетипических сценариев и о таком архетипическом сценарии, как чума. Когда мы говорим о чуме, как об архетипическом сценарии, то здесь речь идет не о самой этой инфекционной болезни. На уровне архетипических символов, чума — это любая пандемия.
Что мы знаем об этом архетипическом сценарии? Что биологическое заражение обязательно сопровождается психическим заражением. Причем, психическое заражение опережает биологическое по скорости и превосходит его по масштабу. Те самые механизмы психического заражения, которые еще в XIX веке исследовали Г. Тард, Г. Лебон, С. Сигеле, мы наблюдаем их в наше время во всей, что называется, мощи. Вот эти древние архетипические, действительно ритуально-магические, механизмы, эти иррациональные действия, вызванные массовой паникой, они в информационном пространстве, особенно в интернете, продолжаются до сих пор. Психическое заражение — это очень эффективный ресурс влияния на общество. На технологическом уровне это было апробировано еще во времена Французской революции. В XX веке эти технологии развили до очень серьезного уровня. Но, одновременно, история XX века показала насколько это опасный политический механизм. Например, К. Юнг в 1936 году опубликовал статью «Вотан», и в этой статье он предупреждал об опасности психического заражения, с которым играли тогдашние лидеры Германии. Архетипическая энергия на уровне массовой психологии легко может выйти из-под контроля и развиваться по своим закономерностям, которые трудно предсказать. Поэтому, если то, что происходит сейчас, пандемия коронавируса — это чей-то проект, то это весьма рискованный проект. И результаты этого проекта могут весьма неприятно удивить его организатора. Из опыта эпидемий прошлого, особенно великой пандемии чумы XIV века, мы знаем, что такое колоссальное психическое потрясение обязательно приводит к децентрализации, ослабевают механизмы общественной интеграции и люди тяготеют к узкокорпоративным формам выживания. Поэтому нам, специалистам в области психологии, и индивидуальной, и общественной, нужно быть особенно внимательными к тому, что происходит. Потому что мы отдаем себе отчет в том, какими непредсказуемыми могут быть последствия.
3. Древний еврейский конфликт, как яркий пример из любого учебника по стратегическому управлению.
Снова-таки, если мы обратимся к опыту прошлого, если мы обратимся к содержанию архетипических сценариев, связанных с чумой, то мы увидим, что эта децентрализация неизбежно приводила к такому явлению, которое Эмиль Дюркгейм назвал «аномия».
Что такое аномия? В сущности, это снижение силы влияния социальных норм и социальных функций. Мы знаем что закон, норма — это, прежде всего, коллективный психологический навык. И сила, и собственно говоря, сама реальность действия любого закона связана с тем, насколько он глубоко укоренен в коллективной психике. Как говорил Эмиль Дюркгейм, в состоянии аномии те социальные институты, которые продуцировали социальные нормы, они уже просто не справляются с этой задачей. Но природа не терпит пустоты, социальна природа в том числе, и если нормы не продуцируются центральными институтами общества, они начинают продуцироваться более локальными. То есть, начинают усиливаться какие-то локальные корпоративистские тенденции. Сейчас мы особенно явно это наблюдаем в нашей стране, где регионы и даже отдельные города начинают вести свою политику и даже что-то вроде своего законодательства, как вести себя во время пандемии. Разумеется, в этом нет ничего удивительного, потому что люди верят тому, кто готов взять на себя ответственность. И как совершенно справедливо заметил доктор Олег Мальцев, то, что мы сейчас наблюдаем — это грустное зрелище, прежде всего потому, что аномия охватила не только широкие народные массы, но и верхи, элиту.
Обратите внимание, что такой социальный институт, как наука, в происходящих условиях тоже не демонстрирует особого единства. Между тем, именно к авторитету науки люди готовы прислушиваться. Именно в ученых они готовы увидеть людей, которые могут взять на себя ответственность. Смею надеяться коллеги, что мы с вами относимся как раз к той категории ученых, которые готовы отвечать желаниям народных масс.
Источник: “Твоя судьба”
